Слава нашего хоккея. Вячеславу Старшинову – 85 лет

Однажды инспектор ГАИ остановил его по какому-то поводу и, быстро «опознав», заявил: «Вы – Майоров!». Вячеслав Иванович, улыбнувшись, ответил, что пока еще Старшинов. Он не уточнил, когда именно произошла эта история, но, вероятно, это было не в 60-е годы, когда советских хоккейных звезд, включая близнецов Майоровых, знали почти все. Конечно, братьев часто путали, а Старшинов иногда попадал под эту путаницу «за компанию», хотя внешне он совсем не походил на Майоровых. Вероятно, дело было в «похожих» фамилиях – обе ассоциировались с армейскими командами, и до середины 60-х их воспринимали как единое целое, что вполне соответствовало их неразрывной связке на льду, прежде всего в игре.

Популярностью они не мерились, ее хватало на всех. Тем не менее, младший член знаменитого трио, Вячеслав Старшинов, в какой-то момент стал появляться в ежедневных выпусках киножурнала «Новости дня», демонстрировавшегося перед каждым киносеансом. В заставке киножурнала, среди кадров комбайнов, производства, студенческой и армейской жизни, мелькал эпизод, где хоккеист с «спартаковским» ромбом на груди, с ремешком шлема на подбородке, сбитый соперником, неудержимо рвался вперед и лежа проталкивал шайбу в ворота. В этом запоминающемся моменте Старшинову противостояли армейцы – Владимир Брежнев, сам Александр Рагулин, вратарь Виктор Толмачев, и даже земное притяжение, но это не остановило его. Благодаря такой ежедневной трансляции форварда под номером восемь, без преувеличения, знала вся страна.

Такая известность не могла просто исчезнуть в 90-е годы. Именно в середине этого десятилетия нынешний юбиляр преподнес мне невольный урок. Наш хоккейный чартер из Стокгольма после чемпионата мира 1995 года приземлился в Шереметьево на несколько минут позже сразу трех других рейсов, и о быстром прохождении паспортного контроля можно было только мечтать. Пришлось встать в общую очередь на лестнице, и, вы не поверите, рядом оказались Вячеслав Старшинов и Виктор Шалимов – настоящие легенды, спартаковские небожители. Разговор был легким, просто чтобы скоротать время, и я больше слушал, но мне очень хотелось вставить свои «пять копеек».

Для этого были основания. Годом ранее в Магнитку, где я тогда жил и работал, приезжала знаменитая ветеранская команда сборной СССР. После товарищеского матча был банкет, на котором, как мне показалось, мы с Вячеславом Ивановичем очень хорошо пообщались. Он даже записал мне свой номер телефона на салфетке со словами: «Звони, не стесняйся!». Я не питал иллюзий на этот счет, но раз уж мы случайно встретились по прилете из Стокгольма, да еще и в такой неформальной обстановке, ничто не мешало, воспользовавшись моментом, напомнить о недавнем знакомстве. Я решился:

– А помните, Вячеслав Иванович, как мы с вами хорошо сидели в Магнитогорске?

– С кем мы только не сидели, – с неповторимой улыбкой ответил великий центрфорвард, приобняв меня за плечи. Конечно, Вячеслав Иванович меня «умыл», но сделал это с таким мягким юмором, абсолютно естественно, без всякого наигрыша и желания обидеть. В душе я аплодировал собеседнику и хорошо усвоил этот урок.

Что касается того, «с кем мы только не сидели», достаточно взглянуть на архивное фото 1963 года, где рядом стоят Юрий Гагарин и Старшинов, и становится непонятно, кто из них большая звезда. Жестом Юрий Алексеевич будто показывает: «Нет, не я, а вот этот парень» – 23-летний свежеиспеченный чемпион мира, автор «золотого» гола в ворота канадцев, обожаемый публикой бомбардир, гордость советского хоккея, герой с обложек журналов. Список знаменитостей из разных сфер, с которыми Вячеслав Иванович «сиживал», с годами только рос. Когда я однажды спросил его, как они вписывались в «богемные» круги, Старшинов ответил: «Мы не были «рядом с богемой», мы ею и были. При этом я, как и мои товарищи, всегда был очень занят и вне хоккея – учеба и наука не предполагают праздного образа жизни».

Он выиграл девять чемпионатов мира подряд – с 1963 по 1971 год, а также две Олимпиады (1964, 1968). Мог выиграть и больше, но на бронзовый Скво-Вэлли-1960 его с братьями Майоровыми не взяли, потому что эта еще ничего не выигравшая, но уже знающая себе цену молодежь не хотела менять «спартаковский» ромб на погоны. А перед Саппоро-1972 Тарасов с Чернышевым, готовясь к своему последнему турниру, не слишком доверяли «не своим» ветеранам. К тому же, Старшинова в клубе уже почти уговорили возглавить «Спартак», и, казалось, надобность в трудном выборе отпала сама собой. Полагаю, это ускорило его переход на тренерский мостик, хотя тогда Вячеслав Иванович еще не знал, что окончательно расстанется с игровой карьерой лишь спустя долгих семь лет. И все же жаль, что олимпийской «закольцовки», как у Рагулина, Кузькина, Давыдова и Фирсова, тогда не случилось.

В Японии Старшинов все-таки оказался довольно скоро. Приглашенный в качестве консультанта, знаменитый центрфорвард был так впечатлен проницательными японцами из клуба «Одзи Сейси» из города Томакомай, что после обстоятельного знакомства его уговорили не только передавать опыт, но и еще немного поиграть. Это «немного» растянулось на три сезона. Старшинов совмещал тренерские обязанности с Масукава-саном, приведя команду к чемпионству и двум серебряным медалям, а сам трижды становился лучшим бомбардиром чемпионата Японии. Позднее по его стопам прошли и другие советские мастера – Владимир Шадрин, Юрий Ляпкин, Валерий Белоусов, Василий Первухин, но хоккейным первооткрывателем «страны восходящего солнца» навсегда остался Вячеслав Старшинов.

А вот то, что он, вернувшись, снова надел спартаковскую форму, тогда поразило всех. Быстро нашлось объяснение: мол, уже обладатель снайперского рекорда (достижение Алексея Гурышева – 380 шайб – он превзошел еще в мае 1972 года) и уже кандидат наук, Старшинов решил покорить заветный рубеж в 400 шайб, что и произошло в ноябре 1978 года. Сам Вячеслав Иванович эту версию отвергает, утверждая, что ему просто нужен был переходный период. Ну и заодно получилось остановиться на числе 408, которое через год удалось превзойти Борису Михайлову, а спустя три с лишним десятка лет – Сергею Мозякину, а затем и Данису Зарипову. Но Старшинов – единственный из «четырехсотников», забросивший все свои шайбы за один клуб, и в этом его преследователей нет.

Самое удивительное заключается в том, что последние свои голы Старшинов «добирал» после двух возвращений – в 1974 году с должности старшего тренера, и в 1978 году по приезде из Японии, когда о нем как об игроке вспоминали все реже. При этом он играл бесплатно, как самый настоящий любитель, будучи уже кандидатом наук – примеров подобного рода больше нет. Перерывы в карьере набрались на пять сезонов, и если бы не они, то обогнать Вячеслава Ивановича смог бы только неподражаемый Мозякин.

Да, кто умел забивать, так это Старшинов. Пролистайте старые хоккейные фотоальбомы или просто поищите в интернете: на снимках Старшинов почти всегда окружен соперниками, находится в самой гуще борьбы, его цепляют, толкают, бьют – а он все равно куда-то рвется – да известно, куда: к воротам. Анатолий Тарасов, весьма ревностно относившийся к спартаковскому трио, именно за игровую страсть Старшинова его и полюбил. Он писал: «В сражениях перед воротами соперника был неудержим. С железным хватом клюшки, крепко стоящий на ногах, Вячеслав своих намерений никогда не скрывал – бросал сопернику открытый вызов и рвался к цели по прямой… Он всегда лезет в самое пекло, никому спуску не дает. Второго такого, может, во всем мире нет!». Если мэтр и преувеличивал, то совсем немного. Был в 60-х центрфорвард более «искушенный» – Александр Альметов, но, как тонко заметил писатель Александр Нилин, как спортсмен Альметов со Старшиновым рядом не стоял. Имелись в виду, конечно, неуемная жажда гола, игровая страсть и абсолютная самоотдача – в этом Вячеслав Иванович, без сомнения, первый среди отечественных центрфорвардов на все времена.

Я полюбил старшиновско-майоровскую тройку беззаветно и интуитивно, понимая, что любая игра для них – это счастье, не омраченное ничем. Страна будто ждала этих трех будущих авиаинженеров, интеллектуалов с клюшками в руках, олицетворяющих, казалось бы, осуществленную мечту о свободе и радости творчества. Характер, полностью воплощенный в игре – это, конечно, Борис Майоров. Лидер во всем – органичный, взрывной, элегантный. Родившийся на несколько минут позже брат Евгений во многом уступал Борису, но только не в понимании игры. Старшинова братья поначалу «не видели в упор» и ворчали, зачем Александр Игумнов подсунул им в 1957 году неуклюжего новичка. Ворчали, правда, совсем недолго. Освоившись, новичок брал свое неукротимостью, уникальным голевым чутьем и данной от природы лошадиной выносливостью. На рубеже 60-х наглецы с Ширяева поля рвали всех, порой даже непобедимый ЦСКА. Конечно, могли и проиграть аутсайдеру, но, заматерев, очки просто так никому уже не дарили.

Много лет спустя Тарасов напишет, что Старшинов «играл практически без срывов – и в молодости, и в конце своего верного служения хоккею». А Борис Майоров, человек не слишком щедрый на комплименты, подчеркнет: «Уж если он поставил перед собой какую-нибудь задачу, никакие преграды на пути его не остановят. Он даже не будет их обходить, он их просто-напросто сметет». Хватка у него действительно «крестьянская» – Старшиновы родом из деревни под Ржевом. Воспитание у Славы было основательное, и основательно он брал высоты как в спорте, так и в учебе, и в науке. Мог стать отличным футболистом (и он им уже был – это подтвердил Андрей Старостин в предисловии к одной из книг Старшинова), занимался акробатикой и боксом – все пошло в дело, все пригодилось. Сам Тарасов удивлялся, как легко Старшинов справляется с самыми сложными и заковыристыми его упражнениями.

Богатырем он, однако, не казался, хотя «перетолкать» и «перебороть» мог кого угодно. В его игровой манере в первую очередь чувствовались стиль и порода – иначе бы он с Майоровыми не ужился. Их комбинационной игре требовалась ударная сила в атаке и крепость в обороне, а голеадор Старшинов был еще и сильнейшим в стране центрфорвардом оборонительного плана, на что не все обращали внимание. Это сочетание бомбардира и оборонца – редчайшее и уникальное; голеадоров от Бога обычно не используют в меньшинстве, а Старшинов и это на себе вытаскивал.

Звено в классическом составе прекратило существование в начале второй половины 60-х. Дуэт Бориса и Вячеслава, признанный одним из лучших в мировом хоккее, завершил свой славный путь в сборной Олимпиадой в Гренобле, а в клубе – третьей для «Спартака» победой в чемпионате страны весной 1969 года. Старшинов еще успешно играл с разными замечательными партнерами, принял от великого капитана Бориса Майорова «эстафету» и трижды поднимал над головой Кубок чемпионов мира, а окончательно закончил свою уникальную карьеру на десять лет позже Бориса, уже совсем в другую эпоху.

Книги Старшинова, не в обиду автору и соавторам и даже с учетом времени их выхода, получились слишком уж «обтекаемыми» – ни одного резкого суждения, ни одного неосторожного слова. На льду центрфорвард и бомбардир под номером восемь был яростен и ярок, не щадил ни себя, ни соперников – ни у своих, ни, главным образом, у чужих ворот. А на страницах – все согласно стандарту образцового советского спортсмена, делегата съезда комсомола, чемпиона и положительного во всех отношениях героя.

А что делать, если он таким и является? Ирония и самоирония, конечно, в манере общения Старшинова присутствуют, но без жесткости. Не случайно профессор Старшинов, который почти четыре десятка лет возглавлял кафедру физвоспитания МИФИ, еще и стихи пишет, будучи «физиком» и «лириком» в одном лице.

Про весну, и про весну хоккейную, стихи тоже есть. В ту пору все звали его просто – Слава.

Досье